Глупо как-то получилось сергей вольф. Сергей евгениевич вольф отойди от моей лошади. Другие книги схожей тематики

Утром мы с папой идём на работу. Он - на работу. Я - в детский сад. Я довожу его за руку до детского сада, а дальше он уже один идёт.

Сначала мы по бульвару вышагиваем. Там цветы растут, похожие на укроп, деревья и второй день мяукает кошка, которую я никак не могу выследить.

Потом мы пьём кофе и едим слоёные пирожки. Там, на бульваре, домик такой стеклянный стоит, с пирожками, а рядом длинный стол под навесом, за которым все стоя кушают. Нет, мама нас кормит, но уж очень вкусные пирожки! Мы всегда берём десять пирожков и четыре кофе.

Вот стоим мы сегодня, едим, пьём, и вдруг я увидел совсем странную картину: воробей разогнался по воздуху и ка-ак сядет с размаху на ветку - и ветка стала раскачиваться вместе с ним. Туда-сюда, туда-сюда. А он сидит, важный такой, толстый и подбавляет жару. Раскачивается. Как на качелях. И тут же к нему ещё трое подсели. Качаются. Сами. Ничего подобного я ни разу в жизни не видел и сказал об этом папе.

Правда?! - сказал папа. - Занятно.

Кто-то говорит:

Это их ветер раскачивает. Не иначе.

Неправда, - сказал я. - Они сами.

Папа говорит:

Всякое бывает.

Некоторые, кто ели пирожки, заспорили, а я смотрел, как воробьи раскачиваются, и к кофе даже не притронулся.

Вдруг я увидел ещё воробья. Одного. Он сидел, совсем один на толстой ветке и не раскачивался. У всех воробьёв головки были серые, я заметил, а у этого совсем чёрная с пёстрым пятнышком на маковке. Грустный такой воробей. Мне так жалко его стало, что я отошёл в сторону и стал опять смотреть на тех, которые раскачивались. Народу смотреть довольно много собралось.

Кто-то сказал:

Если ветру нет, то тогда всё неправильно. Сами они не могут.

Но вы же видите - раскачиваются.

Значит, есть ветер.

Так где он?

Всюду, вот где!

Вдруг тётенька - продавщица пирожков - как закричит:

Птица! Пошла вон, противная птица!

Все посмотрели туда, куда она бросила вилку, и я увидел воробышка с чёрной головкой. Он сидел на краю моего стакана и пил кофе.

Я заорал на весь бульвар:

Пусть! Пусть пьёт кофе! Не трогайте его!

Я так орал, что сам напугал его. Потому что он сразу улетел к себе на дерево.

Может, ему ещё чёрного кофе подавай, без молока, а? - сказал кто-то.

Одна старушка говорит:

У нас рыбки жили. Так мы их кормили огурцами.

Заметили, целый стакан кофе хотел выпить? Остатки его не устраивают.

А как он, по-вашему, будет остатки пить? Поперёк он в стакан не влезет, а вниз головой - боится.

Сами вы боитесь!

Пошли, - сказал папа. - Пора на службу. Ты извини, я твои пирожки тоже съел.

На здоровье, - сказал я. - Пошли. На тебе руку. Держись.

Однажды утром я встал, сделал зарядку на вдох-выдох, почистил зубы, помылся, оделся, позавтракал, доломал свой конструктор, и тут мама мне и говорит:

Мне нужна твоя помощь.

Разве не папина? - удивился я.

Нет. Твоя. Папа рано-рано уехал за грибами. Сегодня ведь суббота.

А нас бросил? - говорю.

Нет. Он очень далеко поехал, туда, где не ступала нога человека. Нам с тобой такой дороги не выдержать. К тому же, у меня сегодня уборочный день. С этими уборками не знаешь, когда жить начнёшь.

Ладно, - говорю. - Что помогать? Ты покажи.

Мама говорит:

Вот маленький спортивный чемоданчик. Там наволочки. Отнесёшь их в прачечную. Вот деньги. Наш адрес ты знаешь. Фамилию ты помнишь. Понял?

Ох ты, мама моя, мама! - завопил я. - Ты меня одного посылаешь?

Да, - сказала она. - Учись. Скоро ведь в школу.

На улице мы взялись за руки и дошли до парка. Возле ворот в парк мама сказала:

Вот главная аллея. Иди по ней, никуда не сворачивая. Пройдёшь весь парк - будет улица. Ты её не переходи один, так всякий может. Ты стой и жди и как увидишь, что дорогу собирается перейти старушка, подойди к ней, возьмись за руку и переведи её, помоги ей. На той стороне и будет приёмный пункт белья, да ты и сам, наверное, помнишь. Привыкай. На обратном пути - то же самое. Как переход через дорогу - жди сначала старушку. Или старичка. Ну, беги!

Наш большой парк я хорошо знаю, и главную аллею, и аллеи по бокам, и площадки для игр - всё-всё. Но теперь я был один, без мамы и скоро догадался, что уж что-нибудь в нашем парке я не знаю, где-нибудь не был. Я свернул налево и пошёл мимо качелей куда глаза глядят.

Я шёл долго, люди вообще перестали мне попадаться, и тогда я свернул вбок и пошёл дальше просто по траве, среди деревьев. И вдруг увидел… гриб. Настоящий! На длинной ножке! Я бросил на траву свой чемодан и помчался к грибу. Я сорвал его и начал гладить, разглядывать и нюхать. Куда же я положу его? О! В чемодан! Где мой чемодан? Вон он! А это ещё что такое?! Грибы?! Ещё грибы?! Грибов было полно, штук пять. Я носился между деревьями и срывал их и засовывал в чемодан.

Скоро я набил грибами целый чемодан, а они всё попадались и попадались. Тогда я высыпал из чемодана все грибы, вынул наволочки, а грибы положил обратно - получилось ещё много свободного места в чемодане. Но скоро я набил чемодан до отказа. Что делать?! И тогда я решил собирать грибы в наволочку. В наволочку? А где она? Где все наволочки? Я стал их искать. Я их долго искал, долго. И вдруг ка-ак заревел не своим голосом и помчался сломя голову в неизвестном направлении, потому что понял: наволочки я потерял и найти не могу, а время идёт, и мама волнуется, и ещё - дорогу-то я на главную аллею не знаю.

Сколько времени я её искал и как нашёл, я и сам не помню. Я вылетел из ворот парка и остановился на переходе через улицу, чтобы помочь какой-нибудь старушке, и страшно нервничал. Вдруг кто-то схватил меня за руку, я оглянулся - старушка.

Быстрее! - крикнула она. - Куда ты запропастился?! - и потащила меня через дорогу.

Кто вы такая?! - крикнул я сам.

Она наклонилась ко мне, сняла очки, потом снова их надела…

Не тот, - сказала она. - Не тот мальчик. А где мой? Иди! - и она легонько подтолкнула меня в затылок.

Я помчался к нашему дому. Мама стояла бледная возле нашей парадной.

Пошли, мама, - сказал я и всхлипнул.

Дома я открыл чемодан, показал грибы и всё рассказал ей.

Это подберёзовики, съедобные грибы, - сказала она. - Наволочки нужно будет купить, а тебя никуда не пускать.

До самого вечера она не разговаривала со мной. Вечером приехал папа. На дне его большой корзины перекатывалось несколько грибков.

Маслята, - сказал он. - Мы слишком далеко заехали на нашей заводской машине.

Твой сын набрал чемодан подберёзовиков в нашем парке, - сказала мама.

Папа пощёлкал себя по носу и сказал:

В жизни ещё много чего неясно. Это хорошо!

Это прекрасно, - сказала мама. - Идите мойтесь, грибы готовы.

Я поеду после уроков на самокате вдоль нашего дома от угла и до угла.

Я повидаю разных людей и поговорю с ними обо всём на свете.

Здравствуйте, тётя Нюша, дворник, - скажу я. - Как поживаете? Не надо ли чего сделать?

Поживаем неплохо, - скажет тётя Нюша. - Сделать кое-чего надо. Рано утром поэт с шестого этажа выкинул из окна много листочков со стихами, и мне до сих пор никак не убрать.

И мы вместе уберём эти листочки.

Здравствуй, Леночка, - скажу я двухлетней Леночке из тридцатой квартиры. - Как поживаешь?

Хорошо, - скажет Леночка.

А как тебя зовут? - спрошу я.

Неня, - скажет она.

Молодец, - скажу я. - Живи на здоровье, - и добавлю её бабушке: Отлично растёт ребёнок.

Эй, милиционер! - скажу я. - Я не нарушаю правила, ступай себе мимо. Желаю тебе всего хорошего.

2 УДК 821. 161. 1 ББК 84(2Рос=Рус)6 В67 Составление и оформление серии Илья Бернштейн Иллюстрации Катя Толстая Серия «Родная речь» Вольф, Сергей. Глупо как-то получилось: [для мл. и сред. шк. возраста] / Сергей Вольф: [ил. Е. Толстой]. – М. : Самокат, 2012. – 136 с. – (Родная речь). – ISBN 978-5-91759-097-4 Рассказы Сергея Вольфа* (1935–2005) – весёлые и занимательные. И ещё поучительные. К тому же слова в них подобраны самые точные и расставлены по самым верным местам. Одним словом, пройти мимо такой книги – большая (может, и роковая) ошибка. © С. Вольф, наследники. 2012 © Катя Толстая. Иллюстрации, 2012 © И. Бернштейн. Дизайн, редактирование, 2012 © ООО «Издательский дом “Самокат”», 2012 * http://ru. wikipedia. org/wiki/Вольф,_Сергей_Евгеньевич В67

3 cодержание 5. . . . . . . . . . . . глупо как-то получилось вот вам стакан воды. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 7 глупо как-то получилось. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 23 Господь Бог, чёрт или акробат. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 33 это будет сюрприз. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 41 отойди от моей лошади. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51 озарена весёлым треском. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 57 cлучай в песках. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 61 Феодоро и Алехуано. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 65 чудесный голос. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73 большая рыба отсюда и до школы. . . . . . . . . . . . 79 хочется петь вместе с ним. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 85 мы поедем на рыжем коне. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 93 Пафнутий. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 99 на самокате вдоль нашего дома. . . . . . . . . . . . . . 103 105. . . . . . рыба, большая, как лошадь век его не забуду. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 107 оттуда, издалека. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 115 рыба, большая, как лошадь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123

4 родная речь Сергей Вольф

5 глупо как-то получилось

7 вот вам стакан воды Когда мне грустно, я стараюсь себя развеселить. Неплохая мысль, правда? Мне частенько бывает грустно или вообще не по себе, но вся беда в том, что я почти никогда не знаю, отчего мне грустно или не по себе. Поэтому я стараюсь развеселить себя изо всех сил, как попало. Иногда помогает, иногда нет, но я стараюсь вовсю. Сегодня как раз прихожу из школы, а настроение у меня – не настроение, а чушь какая-то. Отчего – не знаю. Я даже есть не стал, надел свои лучшие трусики для плавания,взял ласты,маску и трубку и полез в ванную. Напустил полванны воды и улёгся туда. Лежу, шевелю тихонечко ластами, дышу через трубку, рассматриваю в маску дно ванны – и вроде легче становится. Вроде бы легче. «Скоро лето, – думаю, – укачу на дачу и буду целыми днями плавать с маской и ластами и охотиться на крупную рыбу. И позабуду обо всём на свете. Кто это там, а? Окунь? А это? Щука! Подумать только! Ну и щучища! Сейчас мы её. . . Не-ет, уплыла. Однако здоровая. Ну ничего, мы ещё с вами встретимся. Будьте уверены. Моё ружьё не даёт промаха». Мне стало холодно в ванне, но я решил не подливать горячей воды, нет, так не полагается. Я вылез из ванны,тихонечко прошлёпал в комнату,достал из шкафа и надел на себя рейтузы и шерстяной свитер. Так

8 все хорошие подводные охотники поступают, если у них нет специального костюма, – я читал. Снова залез я в ванну. Красота! Совсем другое дело! Жарко даже! «Эй,там,на берегу! Перестаньте орать и распугивать крупную рыбу! Ага, вот она, щука! Та самая! Стоит около водорослей и меня не замечает. Сейчас мы её. . . » Вдруг – звонок. Кто-то звонит к нам в квартиру. Надо же. Не могут не испортить охоту. Соседка Виктория Михайловна стучит мне в ванную и говорит: – Алёша! К тебе тут какая-то девочка пришла. Девочка?! Ха-ха! Вот номер! Этого ещё не хватало! Я отвечаю ей прямо через дыхательную трубку, не вынимая головы из воды: – Пусть заходит в ванную. Я не моюсь. Я в костюме. Она говорит: – Что это такое у тебя с голосом? Я говорю: – Такой голос. Она говорит: – Хм. Странно. А я стал смеяться под водой. После дверь в ванную отворилась,и я услышал,как вошла эта девочка, постояла немного и потом села на табуретку. А я лежал в воде и не поднимал головы. «Что это ещё за такая девчонка пришла? Чего ей надо?»–думал я. Одно удовольствие было лежать в воде в шерстяном свитере и рейтузах. Тепло, великолепно. Но охотиться уже было нельзя. Я поднял голову и тут же сел и снял маску –девочка была совершенно незнакомая. Она смотрела на ме

9 ня, от любопытства склонив голову набок, как будто я был редкое насекомое. – Ты кто такая? – спросил я. Она сказала: – Я нашла твой… ваш… портфель. – Что-о? – сказал я. – То есть? Как это понимать? –А сам уже вспомнил, что, когда шёл из школы домой, мне было маленько не по себе, чего-то такого мне не хватало (это кроме паршивого настроения я чувствовал), но я так и не догадался тогда, чего именно мне не хватало. Вот фрукт, а?! – Я нашла его в продуктовом магазине, – сказала она. А я так и сидел в ванне. – Точно,– сказал я и засмеялся. – Верно. Там я его и оставил. Я там сок томатный пил. Я сегодня десять копеек нашёл. Купил на переменке булочку, разломил пополам – а там десять копеек. Неплохо, а? Она говорит: – А я, когда мне было два года, сто рублей нашла. Мне мама рассказывала, сама-то я не помню, всё-таки десятьлетназад это было. И мы поехали на дачу,нам как раз денег недоставало. А вам не холодно сидеть в воде? – Нет, – сказал я. – Пустяки, – и тут же почувствовал, что у меня озноб прошёл по коже. – Постой, постой, – говорю. – Ну, ты нашла портфель,открыла его,узнала,как меня зовут и фамилию. . . так? А где ты адрес взяла, а? – Я пошла в вашу школу. –Вот именно,–говорю. –Пошла в школу; так,мол, и так, да?. . Ваш-то портфель потерял. . . Ты представляешь, что они теперь обо мне думать будут?!

10 – Нет, – сказала она. – Я догадалась, что так нельзя. Я попросила дать мне ваш адрес, чтобы мы к вам зашли и пригласили вас в нашу школу,–я ведь в другой школе учусь,–чтобы вы поделились с нами насчёт подводной охоты. – Врёшь,– сказал я. – Всё враньё. Ты ведь не знала, что я занимаюсь глубоководной подводной охотой! Не знала ведь?! –Верно,–говорит. –Я совсем этого не знала,а сказала именно так, сама не знаю почему. Честное слово. Она не врала, это было видно. Я-то думал уже, что я её поймал, а выходит – нет. Мне даже малость скучновато стало. – Да, – говорю. – Так бывает. Бывают иногда, так сказать, совпадения. А где мой портфель,ты его в прихожей оставила? – Нет, он у меня дома. – Это почему же? – Видите ли, а если вы погибли или вас просто нет дома? Я приду к вам с портфелем,ваши смотрят: портфель есть, а вас нет – вдруг с вами что-нибудь случилось! Они бы в обморок упали. – Да-а, – говорю. – Ну, ты голова! Я бы не сообразил. Иди подожди меня в прихожей, я сейчас буду готов. «Ничего девчонка,–думал я, снимая мокрый подводный костюм, – довольно забавная. Надо с ней ещё поболтать, для настроения». Я быстро переоделся, и мы вышли на улицу. – Вот, весна, – сказала она. – Скоро лето. – Вот именно,– говорю. –Умотаю куда-нибудь подальше, буду охотиться и ни о чём не думать.

12 – А в школу к нам не зайдёте? – спрашивает она. – Не расскажете насчёт подводной охоты? – Не знаю,– говорю. – Подумаю. И называй меня, пожалуйста, на «ты» – я не старик какой-нибудь. . . Она засмеялась и сказала: – Хорошо. Так и буду. А что ты ещё делаешь, кроме подводного нырянья? –Датак,–говорю,–разное. Тода сё. Читаю. В кружки хожу – авиа и фото. Уроки ещё делаю. Иногда долго приходится сидеть: троек у меня многовато. А у тебя? – говорю. Она вдруг ужасно смутилась,покраснела и говорит тихо: – Я отличница. Я свистнул, остановился и долго глядел на неё, а она отвернулась и стояла вся красная. Не понимаю,что с ней произошло. По-моему, прекрасно быть отличником, я бы так с удовольствием, только у меня ничего не выходит. – Пошли, – сказал я. – Чудо-юдо. Ты, наверное, в десять кружков ходишь и ещё староста, а? – Нет, я не староста. Я никто. И в кружки я не хожу. Я не умею. – Ни в один? – Ни в один. – Дурочка ты несчастная, – говорю. – Там иногда знаешь как интересно бывает! Она говорит: – Я знаю. Я догадываюсь. Но я не умею. – Да что ж тут уметь! – говорю. – Например, фото. Все плёнку заряжают–и ты плёнку заряжаешь. Все ставят выдержку сотую долю секунды – и ты ставишь со

14 тую долю секунды. Допустим, снимаем окно или цветок в горшке. Все вместе. Все – клац затвором. И ты тоже – клац! И всё! Понятно? – Понятно, – говорит. – Но я не умею. – Совсем ты тютя, – сказал я. – Чего ж тут уметь! Она говорит: –Я сама не знаю. Вроде бы всё понятно,а я не умею. Плёнку-то, наверное, я смогу зарядить, а вот в кружок ходить я не умею. Я подумал немного и говорю: –Вроде бы ятебя понимаю. Точно. Ходишь-ходишь, ходишь-ходишь в этот кружок,и иногдатакаятоска найдёт. Правильно я говорю? – Не знаю,– сказала она. – Вот мы и пришли. Я тут живу. Домой я бежал, размахивая портфелем, и пел песню на собственную мелодию. Мелодию я сам сочинил, внезапно. Немного похожую на «А за окном то дождь, то снег». А слова я не помню, что-то вроде: Всё в голове у меня вверх ногами. Привет! Тра-ля-ля! Ура! Ура! Ура! Что-то в этом духе. Я летел по улице, как метеор, и даже чуть не сшиб ларёк с пивом,а какой-тодядька сказал про меня,ткнув в меня пальцем: – Эти ещё нам покажут. Но у меня всё равно было прекрасное настроение, хотя он меня и ткнул.

15 Во-первых, потому, что нашёлся портфель: любому ведь понятно, что было бы со мной в школе и дома, если бы они узнали, что я портфель потерял. А во-вторых,потому,что у этой девчонки мне здорово понравилось. У неё по всей комнате – на шкафу, на разных полочках, на печке, на окне – стояли фрегаты,корветы,яхты,ещё какие-то незнакомые парусные лодки – много-много всего. Вся комната была в парусах. А на стене висели часы, из которых выпрыгивала кукушка. Сколько раз я слышал и читал про такие часы, а никогда не видел. Я спросил: – А кто делал корабли? Она говорит: – Да так. . . Они просто так стоят. –Ага,–сказал я. –Понятно. –И не стал приставать. Потрясающие были корабли,я их рассматривал как обалделый. Одно окно в комнате было открыто, в комнату залетел ветер, и все паруса тихонько шевелились. Я сказал: – Здорово у тебя. Очень. Я бы в такой комнате жил и забот не знал! И как всё аккуратно сделано,с ума сойти можно. Она говорит: – Это папа делал. А я сказал тогда: – Годика через два-три здесь вообще места жить не будет – одни корабли. Она засмеялась и говорит: – Всё. Больше не будет. Он исчез. – Кто исчез? – спросил я. – Папа.

17 – Как исчез? Куда? – Не знаю. Пропал. Исчез. – А мама – что, тоже исчезла? – Нет, мама не исчезла. Паруса от ветра шевелились, я всё никак не мог прийти в себя и почти не слушал её. Мне было так здорово, такое что-то непонятное со мной творилось, что всё во мне прыгало, и я чувствовал, что должен вот сейчас, немедленно что-то сделать. Вдруг я увидел в окно, что напротив, через улицу, стоят автоматы с газированной водой,две штуки,и тут же мне так захотелось пить, так захотелось, ну просто ужас…Я даже чуть не выпрыгнул в окно,тем более,что оно было совсем не намного выше, чем простой первый этаж, – на капельку. Само собой разумеется, я не выскочил, всё-таки неудобно, я схватил свой портфель и стал прощаться и выбежал на улицу. Смешно, но про воду я совершенно позабыл и помчался сразу домой, размахивая портфелем и напевая песню. Когда я пришёл домой,был уже почти вечер. Мама увидела меня с портфелем и долго разглядывала, как будто ей уже звонили из школы,что меня выгнали. Потом она сказала: – Что, дорогой, тебя заставили в школе сидеть за нарушение дисциплины? Или за плохую отметку? – Ну что ты, – говорю. – Но ты же с портфелем! Значит, не был дома, а? – Чепуха. Я тут к одному пареньку заскакивал. Может быть, мы теперь вместе уроки делать будем. – Вот это очень мило, – сказала мама. – Я давно тебе это советовала. Ум хорошо, а два – лучше.

18 – Это верно,– сказал я. – Два ума лучше. – И ушёл в другую комнату делать уроки. Я разложил учебники и тетрадки и просидел так часа два, но делать ничего не мог, не получалось почему-то. Вообще я даже плохо на месте сидел, будто во мне работал неспокойный моторчик: чух-чух, чух-чух, чух-чух. . . Он работал всё тише и тише, а потом заглох и перестал мне мешать, но с уроками всё равно ничего не получалось, и вдруг я почувствовал, что настроение у меня поганое-поганое. «С чего бы это?» – думал я. А как, между прочим, зовут эту девчонку? Нет, я не знал, я не спрашивал у неё. А какой у неё номер школы? А номер дома? А квартиры? Ничего я не знал! Я представил себе,как она сидитдома одна,в кружки не ходит, в комнате у неё темно, окно открыто, а она сидит у окна и смотрит на улицу, и ветер шевелит паруса её кораблей. Я представил себе всё это и быстро встал,снова во мне заработал моторчик: чух-чух. Вдруг я всё сообразил,схватил папину старую кепку,его шарф и очки, надел плащ, шарф и очки спрятал под плащ, в руки взял тетрадку и выскочил на кухню. – Куда, дорогой? – спросила мама. – Не сходится там с тракторами, – сказал я. – Как ни бьюсь– не сходится. Может, вдвоём мы быстрее сообразим, Я к этому пареньку слетаю. – Ну, лети, дорогой, – сказала мама. – Учись. Я выскочил во двор, после – на улицу. . . Уже стемнело совсем. «Всё ясно,– думал я,– её окна как раз напротив автоматов с газированной водой».

19 Когда я подошёл к этим автоматам, я не смотрел на окна, хотя узнать меня было довольно-таки трудно: очки, шарф, кепка, плащ – ничего этого на мне днём не было. Может быть, поэтому я всё-таки не выдержал и посмотрел и тут же вздрогнул, будто меня куснуло током, – так точно я всё отгадал. Она сидела у окна и смотрела на улицу, а в комнате было темно, и паруса кораблей, наверное, шевелились, потому что на улице ветер дул страшный. И тоже почему-то было темно, только светились лампочки в самих автоматах. Я отвернулся и стал искать стакан, чтобы попить, сначала на одном автомате, потом на другом, но стаканов не было. Ветром их, что ли, сдуло?! Я стал крутить головой во все стороны и вдруг увидел, что она выпрыгивает из окна и бежит, не глядя по сторонам, через улицу, ко мне. А в руках у неё – стакан. – Возьмите стакан, – сказала она, подбегая. – Вы пить хотите? – Да, – сказал я басом. – Пить. Наверное,я не брал стакан,потому что она сказала: – Вы не стесняйтесь, пожалуйста, и пейте. Здесь вечером нет стаканов. Только утром и днём. А многие идут и хотят пить. – Вот как, – сказал я басом и немного хрипло. От волнения, что ли. – З-занятно! – Ну да, – сказала она. – Я, как увижу, что кто-то пить хочет, вылезаю со своим стаканом и пою человека, а потом опять в окно залезаю. . . Залезу и жду. – Чего ждёшь? Чего ты ждёшь?! – заорал я, а сам схватил себя за уши и дёрнул изо всех сил, потому что почувствовал, что сейчас, вот сейчас я зареву.

21 – Это я, – говорю. – Не узнала, нет? – Кто вы? – Ну. . . я, Алёша. . . Портфель и всякое такое. . . – Вас. . . не узнать. . . тебя совсем не узнать. – Да,– говорю я. – Да. Не буду я пить, не хочу. Иди, надевай быстро пальто и пошли гулять. –Сейчас,–сказала она,побежала через улицу,влезла в окно и тут же, в пальто уже, вылезла обратно. – А мама где? – спросил я. – На работе. Во вторую смену. Мы пошли,наклоняясьвперёд,против ветра,и сразу же взялись за руки, чтобы не упасть от этого сумасшедшего ветра. Она крикнула: – А куда мы идём?! – Гулять! – прокричал я. – Нечего тебе сидеть у окна. Просто будем гулять. – Ладно! – крикнула она. – Всё равно в такой ветер редко кто пьёт воду! – И тут же у какой-то тётки ветер вывернул зонтик наизнанку, и мы стали оба хохотать, хотя это было нечестно, и хохотали до самого угла, а после свернули направо, и здесь ветер был потише, и я сказал: – Бежим вон туда. Хочешь? Я там видел однажды здоровенную собаку, она несла в зубах авоську с продуктами, портфель и куклу, а на ней верхом ехала девочка. Хочешь, покажу тебе это место? – Хочу, – сказала она. – Ну, бежим, – сказал я. И мы помчались, и я всё время думал, как легко и красиво я бегу, как настоящий бегун.

Многообещающая серия издательства «Самокат» «Родная речь», куда, по замыслу составителя, должны войти произведения «новых классиков», то есть лучших детских писателей второй половины XX века, начинается с представителей ленинградской школы. К ней и принадлежит Сергей Вольф, прошедший удивительный, волнообразный творческий путь. Он был ярким и важным участником неофициальной питерской культурной жизни в шестидесятые, в семидесятых ушёл в подцензурную детско-юношескую (в том числе фантастическую) прозу, которую пополнил значительным количеством повестей и рассказов, а в восьмидесятых неожиданно оказался, по определению Олега Юрьева, «молодым ленинградским поэтом» , - своими стихами примкнув к новому андеграундному поколению.

Самое главное, что надо сказать о детских рассказах Сергея Вольфа, - это то, что они настоящая хорошая проза, написанная чистым и живым языком. В основе их сюжетов - простые случайные события, суть которых всегда немножко больше их самих. В деталях неуловимо, ненавязчиво мерцает общий строй и тон ленинградской жизни. И как только начинаешь читать, уже на самом первом рассказе появляется стойкое, странное ощущение - хочется назвать его «про окно». Это радостное чувство - чувство простора. Хотя, как и все пронзительные переживания, с примесью другого, болезненного - пустоты, грусти, одиночества. Сложное и неоднозначное. Для его описания есть один точный образ: как будто сидишь на подоконнике в комнате без света и смотришь в окно. Просто сидишь на подоконнике, просто плывёшь на подоконнике, не весёлый, не грустный, не особенный, не бездельный, просто задумчивый или просто улавливающий - звуки, тишину, переменчивый свет. Такое глубокое чувство.

Окно у Вольфа и вправду появляется - в самых волнующих текстах. Около открытого окна сидит и ждёт девочка в рассказе «Вот вам стакан воды» («и ветер шевелит паруса её кораблей» ). В тёмное окно смотрит и вспоминает другое время и другое место мальчик из «Оттуда, издалека». Из школьного окна случайно видит невероятное герой «Случая в песках»: отвратительный, поставивший двойку учитель гладит и кормит уличную лошадь! Как же так? Он ставит двойку, но любит лошадей?! Что-то не вяжется. Раз он любит лошадей, может ли он быть не прав? И:

- Позволь угостить тебя сахаром, - сказал он.
- Я не лошадь, - сказал я.
- Я в этом уверен, - сказал он.

И именно так всё становится на свои места.

Лошади, да, - их много в книге. Те, которых надо бы подарить школе и поселить рядом со снарядом-конём в спортзале. Те, на которых надо скакать бравым рыцарям - Алёшке и Тимке. А кроме них, ещё обязательно макеты кораблей и фрегатов, громкое пение, рыбы - последних можно ловить в реке (чтобы поймать одну - величайшую, «отсюда и до школы» , «большую как лошадь» ), а можно смотреть их - летом - с ластами, маской и трубкой. Впрочем, и зимой подводная охота не прекращается: кто сказал, что не посмотришь на рыб, плавая в ванне? А в пургу и кошка на ковре - отличная рыба-добыча. Все они - лошади, рыбы - прекрасные идеи-фикс, символы детского сознания, перетекают у Вольфа из рассказа в рассказ. Они не формируют сюжетов, они - вехи, на которые крепится тонкая ткань его детской прозы. Это - то общее, архетипически-детское, что он избрал и поместил в подсознание своему выразительному детскому миру. На языке этих сущностей и чаяний общаются его десяти-двенадцатилетние герои, они им живут. Вольф знает этот язык, он на нём пишет. И любой детский читатель, кажется, сходу должен понять, признать и полюбить такого рассказчика - как своего, как говорящего внятно и по делу.